Мужчина убрал сертификат в карман. Мгновение казалось, что ему хочется обнять ее, но он удержался.

– Мы будем молиться за вас, доктор Уилсон. Клянусь, мы всё сделаем, чтобы она жила хорошо.

– Рассчитываю на это. И сделайте одолжение.

– Что угодно.

– Когда жена в следующий раз вам скажет, что день неподходящий, верьте ей, окей?

Сара показала паспорт на пропускном пункте и пошла домой по темным улицам. Кроме больницы и других особо важных зданий, электричество везде отключали в 22.00. Не то чтобы город сразу погружался в сон, как только отключили свет, просто в темноте он становился несколько иным, начинал жить другой жизнью. Салуны, бордели, игорные дома – Холлис ей много что рассказывал, а после двух лет в лагере беженцев осталось мало, чего Сара не видела бы своими глазами.

Она пришла домой. Кейт давно легла спать, но Холлис ждал ее, читая книгу при свете свечи за кухонным столом.

– Что-то интересное? – спросила Сара.

Поскольку Сара постоянно допоздна задерживалась в госпитале, Холлис стал заядлым чтецом, набирая в библиотеке охапки книг и составляя их в стопку у кровати, откуда он их брал по очереди.

– Многовато белиберды всякой. Майкл давно мне рекомендовал прочитать. Про подводную лодку.

Сара повесила пальто на крючок у двери.

– Что за подводная лодка?

Холлис закрыл книгу и снял очки для чтения. Новое приобретение, подумала Сара. Небольшие полукруглые линзы, поцарапанные, в черной пластиковой оправе, но Холлис выглядел в них почтенно. Сам, правда, говорил, что чувствует в них себя старым.

– Очевидно, лодка, которая под водой плавает. По мне, так полная чушь, но в целом роман неплохой. Есть хочешь? Могу что-нибудь соорудить.

Есть хотелось, но и сил есть уже не было.

– Не, только в кровать и спать.

Она зашла к Кейт, которая крепко спала, а потом подошла к рукомойнику и умылась. Остановилась и поглядела на себя в зеркало. Да, сомнений нет, годы дают о себе знать. Морщинки, веером разбегающиеся от глаз, светлые волосы, которые она теперь стригла покороче и зачесывала назад, немного поредели, кожа начала терять упругость. Она всегда считала себя красивой и, при нужном освещении, такой и осталась. Но в суете жизни не заметила, как миновала пик. В прошлом, глядя на себя в зеркало, она будто видела ту маленькую девочку, которой была когда-то. Женщина, которой она стала, была естественным продолжением той девочки. А теперь она видела перед собой будущее. Морщины будут становиться глубже, кожа обвиснет, а блеск глаз потускнеет. Ее молодость уходит, уходит в прошлое.

Однако эта мысль не обеспокоила ее, по крайней мере не слишком. С возрастом приходит авторитет, а с авторитетом – способность приносить пользу. Исцелять, утешать, помогать прийти в этот мир новым людям. «Мы будем молиться за вас, доктор Уилсон». Сара слышала эти слова чуть ли не каждый день, но так к ним и не привыкла. Даже само обращение, «доктор Уилсон». Ее всё еще поражало, когда к ней так обращались. Когда Сара прибыла в Кервилл три года назад, она пришла в госпиталь узнать, не пригодится ли она там с ее навыками медсестры. В маленькой комнате без окон врач по фамилии Элаква долго экзаменовал ее – системы организма, способы диагностики, способы лечения болезней и травм. На его лице не отражалось никаких эмоций, единственной реакцией на ответы Сары были пометки на листе бумаги на планшете. Допрос длился три часа, и к его окончанию у Сары было ощущение, будто она бредет вслепую сквозь бурю. Какой толк от ее убогого обучения и опыта применения подручных средств в Колонии здесь, в настоящем медицинском учреждении? Как она могла быть столь наивна?

– Ну, я думаю, этого будет достаточно, – сказал доктор Элаква. – Поздравляю.

Сара ошеломленно глядела на него. Он что, шутит?

– Значит ли это, что я смогу быть медсестрой? – спросила она.

– Медсестрой? Нет. Медсестер у нас хватает. Приходите завтра же, мисс Уилсон. Ваша ординатура начнется в семь ноль-ноль ровно. Думаю, двенадцати месяцев нам хватит.

– Ординатура? – переспросила Сара.

Элаква, чей тогдашний допрос был лишь бледной тенью того, что последовало потом, ответил с нескрываемым раздражением:

– Возможно, я неясно выразился. Я не знаю, где вы всему этому научились, но вы знаете раза в два больше, чем имели хоть какую-то возможность узнать. Вы станете врачом.

И конечно же, Кейт. Их прекрасная, изумительная, чудесная Кейт. Сара и Холлис с радостью завели бы второго ребенка, но травмы при родах Кейт слишком сильно повредили ее внутренности. Как жаль, какая ирония судьбы. Каждый день, день за днем помогая прийти в этот мир всё новым детям, Сара не ощущала в себе права жаловаться. То, что она вообще смогла найти свою дочь, то, что они смогли воссоединиться с Холлисом, уйти из Хоумленда живыми и стать семьей, вернувшись в Кервилл, – слово «чудо» казалось для этого слишком бледным. Сара не была религиозна в том смысле, чтобы регулярно ходить в церковь, пусть Сестры и казались ей людьми хорошими, может, немного экстремальными в своих верованиях, но надо было быть идиотом, чтобы не увидеть в произошедшем руку судьбы. Невозможно, каждый день просыпаясь в мире, в котором она живет, не размышлять о том, что надо быть благодарной за это.

Про Хоумленд она думала редко, так редко, как получалось. Но он ей всё так же снился – хотя, как ни странно, эти сны не затрагивали самого худшего, что случилось с ней там. Большей частью это были ощущения – голода, холода и беспомощности – или образ бесконечно вращающихся жерновов мельниц на заводе биодизеля. Иногда Сара просто озадаченно смотрела на свои руки, будто пытаясь вспомнить, что она должна была в них держать. Время от времени ей снилась Джеки, старая женщина, которая с ней подружилась, или Лайла, к которой Сара испытывала сложные чувства. Со временем из всех этих чувств осталось лишь печальное сочувствие. Бывали и настоящие кошмары, но очень редко. Она несла Кейт сквозь густой снегопад, и их преследовало нечто ужасное. Но они случались всё реже. Так что был еще один повод для благодарности. Когда-нибудь, не очень скоро, но когда-нибудь, Хоумленд станет для нее еще одним воспоминанием в череде других, неприятным, но от которого остальные будут лишь лучше.

Холлис уже крепко спал. Спал, как падший великан. Как только его голова касалась подушки, он уже храпел. Сара потушила свечу и залезла под одеяло. Интересно, подумала она, родила ли уже Мария или всё так же орет на своего мужа. Задумалась о семье Хименесов, вспомнила лицо Карлоса, когда он взял на руки малышку Грейс. Быть может, Грейс, «милосердие» – именно то слово, то понятие, в котором нуждается их мир. Вполне возможно, что бюро переписи все-таки их отловит, но Сара сомневалась в этом. После того, как помогла прийти в этот мир столь многим детям. Вот в чем суть. Новый мир рождается, он наступает здесь и сейчас. Может, это понимаешь, становясь старше, когда смотришь в зеркало и видишь на своем лице отпечатки времени, когда смотришь на свою дочь и видишь в ней ту девочку, которой была сама и которой уже никогда не будешь. Мир реален, и ты присутствуешь в нем, являясь его частью, небольшой и ненадолго. Если повезет и, возможно, даже если не повезет, то, что было сделано тобой ради любви, останется в людской памяти.